«Картинная музыка» Евгении Ковальской

Картинная галерея «Че Гевара», наверное, самое музыкальное из всех подобных заведений Иркутска. Открытие каждой выставки здесь непременно сопровождается концертом, так что, посетители знакомятся с творчеством как местных художников, так и музыкантов. А нашему секретному агенту довелось познакомиться с любимой музыкой арт-директора «Че Гевары» Евгении Ковальской.

1.

Когда я была маленькой, мечтала, чтобы моими родителями были Алла Пугачева и Михаил Боярский. Хотя, Боярский был не единственным моим любимым мужчиной из советской эстрады – свой пьедестал он делил с Николаем Караченцовым. Наверное, дело тут в том, что оба они были не только певцами, но и популярнейшими киноактерами. Во многом именно в этом качестве я их и воспринимала. Например, Боярский для меня всегда ассоциировался с д’Артаньяном. Кстати, он и в жизни является таким же мушкетером без страха и упрека: благородным человеком и замечательным другом, ради дружбы готовым на все. Об этом я знаю из публикаций в «Советском экране» - одном из многочисленных журналов, которые выписывала наша семья. В общем, фильмы с Боярским и его песни не оставляют меня равнодушной и по сей день: «Городские цветы», например, я до сих пор порой пою в караоке. И точно также с Караченцовым: арию «Ты меня на рассвете разбудишь» из рок-оперы «Юнона и Авось» в его исполнении я могу слушать каждый божий день, утирая набежавшую слезу. А в кино Караченцов для меня – это прежде всего младший сын Василий из фильма «Белые росы»: весельчак и балагур.

2.

Мой отец, трубач из духового оркестра ИВВАИУ, был жутким меломаном. В нашей комнате в коммуналке огромный стеллаж был заполнен пластинками и бобинами с самой разнообразной музыкой. Я до сих пор благодарна ему за то, что он выписывал нам с Апрелевского завода грампластинок и из фирмы «Мелодия» пластинки «Кино», «Алисы» и многих других команд, которые в то время невозможно было купить в магазинах. Именно поэтому я первой из своей школы начала слушать Цоя – когда он был еще мало кому известен за пределами Ленинграда и Москвы. Слушала я и «Аквариум», и «Крематорий», и «Бригаду С», и много кого еще, ведь русский рок – это мое все! Это моя юность, мой ветер свободы и перемен. Я постоянно ходила на концерты заезжих рокеров, в подвал к «Пилигримам», на тусовки в «Пионер». А своим рок-знаменем – по-другому не скажешь! – считаю кинчевское «Красное на черном».

3.

Еще одна мощнейшая вещь из архива русского рока – «Деревянные церкви Руси» от группы «Черный кофе». Слова этой песни я до сих пор помню наизусть, и, когда слышу ее, тут же начинаю подпевать. Ее я тоже слушала в детстве на отцовской пластинке – там еще были записи «Августа», «Мастера» и других подобных групп, так и не снискавших большой популярности. В этой песне есть образ художника Левитана, который я всегда примеряю на себя и вместе с ним созерцаю уходящую навсегда Древнюю Русь. Вообще, это очень интересный ход – показать историю нашей страны через ее церкви, которые получали драгоценные дары от аристократов и расстрелы священников - от большевиков.

4.

Впрочем, я никогда не ограничивала себя лишь русским роком – мне всегда были близки и многие зарубежные команды. А самая любимая из них, еще с подросткового возраста – группа «The Doors». Правда, их тексты кажутся мне полной бессмыслицей, но это, на мой взгляд, общая беда большинства иностранных рокеров, начиная с тех же «битлов». Так что, в первую очередь это для меня – очень качественная музыка. Что же касается собственно Джима Моррисона, то его музыка всегда подкупала меня своей глубиной и загадочностью, можно даже сказать – каким-то шаманизмом. Наверное, здесь сказывается и просмотр фильма «The Doors», который в свое время буквально потряс меня, и я была очень впечатлена личностью Моррисона.

5.

Шансон. Я всегда презирала шансон. И тем для меня самой удивительнее моя любовь к песням Александра Розенбаума, на концерт которого я попала абсолютно случайно. Дело в том, что не так давно я издавала журнал кулинарной направленности «Винтаж», и мы зачастую брали у различных звезд своеобразные «гастрономические интервью». К примеру, на концерт к Розенбауму мы заявились, чтобы узнать, какое спиртное он предпочитает – но выяснилось, что на тот момент он находился в полной завязке. Однако профессиональную неудачу с лихвой перекрыла творческая находка – песни, звучавшие на концерте, поразили меня в самое сердце. И оказалось, что это отнюдь не «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла», как я раньше представляла себе творчество этого певца. А потом я познакомилась с его циклом питерских песен, а еще после – с самим Питером, и, гуляя по его улицам, удивлялась, насколько точно их описал Розенбаум. Он сумел ухватить и передать слушателям какое-то туманное настроение, неспешность, исключительную вежливость и другие черты этого замечательного города, куда я мечтаю когда-нибудь переехать.

6.

«Винтажно-кулинарная» тема познакомила меня и с творчеством Сезарии Эворы (Cesária Évora). Как память от ее иркутского концерта у меня до сих пор хранится подписанная ей бутылка чилийского вина - правда, изначально их было две, но одна из них несколько лет назад была продана на благотворительном аукционе. Но самое главное – в тот день я была очарована самой Сезарией и околдована ее музыкой. Тогда она, несмотря на свою поистине бешеную энергетику, вызвала у меня ощущение домашней любимой бабушки. Она как бы усмиряла мои суетливые мысли, улыбалась и говорила: «Все проходит, а жизнь вокруг – прекрасна, а мир - огромен, даже если смотреть на него с колокольни слона». А еще она помогла мне переосмыслить человеческую жизнь. Раньше мне, к примеру, казалось, что 40-летний человек – это уже глубокий старец, но Эвора, прославившаяся, по-моему, на шестом десятке, убедила меня, что настоящая, полноценная жизнь возможна даже на пенсии.

7.

Группу Technotronic я впервые услышала в колхозе, в деревне Ширяево, куда нас, первокурсников матфака ИГУ, отправили «на картошку». Эта ритмичная и зажигательная музыка сопровождала нас и днем на грядках, и на импровизированных вечерних дискотеках. И, хотя Technotronic уже давно вышел из моды, в моей фонотеке он остался до сих пор: под него замечательно не только копать картошку, но и убираться дома. Еще эту музыку хорошо слушать по утрам – она способна разбудить кого угодно!

8.

Два года назад я занималась организацией фестиваля «Культурная столица» - в том числе и размещением в гостиницах звезд, приехавших в Иркутск. Пользуясь служебным положением, распределяла размещение в гостиницах.   Тем, кто мне нравился очень сильно – например, Федору Чистякову или ребятам из бывшего «Белого острога» - я  отводила самые лучшие номера. А всех остальных заселяла в места попроще – в том числе и питерскую команду Billy's band. Их концерт на набережной Ангары – как и все другие концерты фестиваля – я пропустила из-за огромного количества организационных хлопот. Но на прощание они подарили мне несколько дисков со своей музыкой – и они играли в моей машине все лето. Все композиции очень разные, от лирики до драйва. Выделить какую-то одну сложно, но пусть это будет  песня «Оторвемся по-питерски».

9.

Меня всегда пленял роскошный голос Жанны Агузаровой. Правда, сразу же хочу оговориться, что современного ее творчества я абсолютно не понимаю – по-моему, сейчас ее несет куда-то в открытый космос, куда большинству ее слушателей хода нет. Зато Агузарову времен группы «Браво» я слушаю до сих пор. Впрочем, «Браво» хороша с любым вокалистом – хоть с Агузаровой, хоть с Сюткиным.

10.

Как я уже говорила, мой отец был настоящим меломаном, который слушал самую разную музыку: от Аллы Пугачевой до классики. Очень хотел приохотить к классике и меня -  однако на этом фронте он потерпел сокрушительное поражение. Мне до сих пор совершенно не близки Моцарт и Бах, а на концертах последнего в органном зале я бессовестно засыпаю. Зато я обожаю творчество Курта Кобейна и группы Nirvana. Почему тогда я вспомнила о классике? Потому что в моей любимой песне, «The Man Who Sold The World», звучит контрабас (улыбается). Хотя на самом деле эту вещь написал Дэвид Боуи, но именно Nirvana превратила ее в мировой хит. Это – настоящий гранж, упадничество звучит здесь буквально в каждой ноте. Ох, и люблю я все эти страдания!